Интересный факт, со ссылкой на архивный документ, приводит П.П. Коро¬ленко: "При военных действиях Крыма с русскими, кабардинцами и другими... народами... Некрасовцы выставляли около 500 человек. Этот казачий полк всегда носил пред своими рядами земное знамя (выделено нами. – Д.С.)" (82). Скорее всего, в виду имелось не знамя Пророка, а войсковое знамя кубанских казаков. Помимо предполагаемой его цветовой символики, можно указать на другой ряд характеристик, связанный с изображениями на знамени. Во-первых, это могло быть изображение старообрядческого креста. Косвенное тому подтверждение находим у того же барона Тотта: "Игнат-козаки не особенно заботятся о чистоте своей христианской веры, но они сохранили ея символ (т.е. крест. – Д.С), на своих знаменах" (83).
При анализе изображения на копии некрасовского знамени, изготовленного в начале XX в. по старинному образцу, обнаруживаются параллели. Оборотная сторона этого экземпляра знамени, на треть состоящего из кусков зеленого цвета, содержит в себе "вышитый восьмиконечный старообрядческий крест, поставленный на основание, а основание – на шести кубиках, по три с каждого края основания" (84). Кстати, наличие знамени у казаков-некрасовцев в Анатолии отмечено в описаниях русских путешественников конца XIX – начала XX вв. казачьего с. Эски-Казаклар (85).
Оттиски войсковой печати, принадлежавшей казакам-некрасовцам того же села, были обнаружены нами в двух архивах Москвы и Ростова-на-Дону. Печать круглой формы, с идущей по кругу надписью: "Войска Кубанскаго Игнатов Кавказскаго", внутри которой помещено изображение парусного судна" (86).
Экстраполируя данные факты на ситуацию XVIII в., считаем, что на Кубани существовала аналогичная войсковая печать, но, возможно, с иным первоначально изображением (оленем, пронзенным стрелой – ?) и надписью. Что касается символики корабля, то здесь, может быть предложено два, как минимум, варианта – старообрядческое понимание общины как корабля (могло быть первичным при введении данного элемента в "формулу" печати) и трактовка судна в качестве "корабля Игната". В пользу мнения об устойчивом бытовании войсковой печати, поэтапном процессе ее создания и использования как символического предмета (рассматриваемого в контексте складывания войсковой организации, начавшейся в конце XVII в.) свидетельствует следующее: в конце одной из грамот кубанских казаков, перехваченных осенью 1709 г. "царицынскими служилыми людьми", шла запись: "К сей войсковой грамоте наша войсковая печать приложена" (87).