Казаки

[sokolsem]

Как и обещал в этой теме буду выкладывать материалы по истории, антропологии и генетике якобы казакского народа, который поселился на Кавказе еще во времена динозавров, который якобы не имеет никакого родства с русскими и, напротив, родственен кавказцам.

[sokolsem]

Захарченко В.Г. "О самоидентификации кубанских казаков."

Современные украинские фольклористы, этнографы, журналисты, не говоря уже о политиках, часто называют кубанских казаков “украйинцямы Кубани”, яки запамьятувалы свою историю”. Однако такая околонаучная точка зрения, полностью отрицающая этническую, социальную, культурную и языковую самобытность кубанского казачества, в корне неверна, ибо она совершенно не соответствует действительности. Генетическое родство черноморского казачества с запорожским общеизвестно и не требует никаких доказательств, достаточно, например, прочитать два тома Ф.А. Щербины “История Кубанского казачьего войска”, Екатеринодар, 1910-1913 гг. Но запорожские казаки, осознавая свою кровную связь с малороссийским (украинским) народом и всячески защищая его интересы, тем не менее, осознавали себя “особыстым” по отношению к нему. И это действительно было так. А уж кубанское казачество, более сложное по своему этническому составу, чем запорожское, тем более осознает себя не как “украйинци Кубани”, “москали” или донцы, а именно – как кубанское казачество.

То, что кубанское казачество начало приобретать свои характерные социально-культурные особенности, которые отличали его от запорожцев и линейцев, уже в 1888 г. заметил Ф.А. Щербина, который писал, что в линейных станицах Кубани шла “борьба двух этнографических начал – великорусского и малорусского, и само население, под влиянием этой борьбы, получило смешанную, двойную окраску: образовалось нечто среднее между великороссами и малороссами – язык, бытовая обстановка, некоторые обычаи и пр. носят именно такой двойственный характер” [Щербина Ф.А. “Краткий исторический очерк Кубанского казачьего войска”. В кн. “Кубанское казачье войско. 1696-1888”. Воронеж, 1888, с.115. Цит. По статье Бондаря Н.И. “Кубанское казачество” (этносоциологический аспект). В кн.: “Кубанское казачество: история, этнография, фольклор”. Москва, 1995, с.17.].

Ученым еще предстоит дать объективный ответ на ряд важнейших вопросов, касающихся генезиса казачества, его этносоциальной и этнокультурной эволюции. Однако сегодня мы уже, слава Богу, располагаем рядом серьезных научных работ, освещающих историю, этническое и социальное своеобразие кубанского казачества, также самобытность его традиционной культуры. В качестве примера назову хотя бы исследование историка О.В. Матвеева, сборник “Кубанское казачество” статьи этнографа, кандидата исторических наук профессора Н.И. Бондаря [Матвеев О.В. Слово о кубанском казачестве. Научный редактор Н.И. Бондарь. Краснодар, 1995.; Кубанское казачество: история, этнография, фольклор (сборник научных статей), автор-составитель Н.И. Бондарь. Москва, 1995.; Бондарь Н.И. Основные тенденции развития кубанского казачества в XIX в. (этносоциальный аспект). В Сб.: “Вопросы общественно-политических отношений на Северо-Западном Кавказе в XIX в.” Майкоп, 1987.; Бондарь Н.И. Традиционная духовная культура кубанского казачества (конец XIX – первая половина XX в.). В сб.: “Традиционная культура: природа, общество, человек”. Вып. 1. Традиционная культура и дети. Краснодар, 1994.; Бондарь Н.И. Кубанское казачество: этнос (народ) – или? В газ. “Кубанские казачьи ведомости”, 1991, №4].

[sokolsem]

Вот что пишет, например, об этническом своеобразии кубанского казачества Н.И. Бондарь: “Кубанское казачество – полиэтнично в своей основе. В него вливался не только преобладающий славянский компонент (русские, украинцы, черноморцы, сербы и др.), но и незначительное количество представителей других народов (адыги, греки, цыгане и др.). С точки зрения этнологии, это явление универсальное, сопровождающее формирование любой более или менее крупной этнической общности…

На Кубани в качестве исходных этноопределяющих начал выступили два компонента: русский и украинский. Причем и тот, и другой представляли собой необычную организационную форму – казачьи войска. Процесс возникновения и раннего развития этих двух этнических слагаемых кубанского казачества имел достаточно много общего, но вместе с тем и свои характерные (порой весьма существенные) особенности… Параллельно с формированием и унификацией традиционной культуры черноморского казачества протекал процесс ее взаимодействия с традиционной культурой русской этнографической группы… Межэтническая культурная диффузия в первую очередь затронула язык, песенный и танцевальный фольклор и в меньшей степени обрядовую субкультуру… Итогом этнокультурных и этнических процессов объединительного характера явилось зарождение самосознания – кубанские казаки. Оно проявилось в быту, официальном делопроизводстве, а также в фольклоре и других блоках традиционной культуры…

На “провоцирующие” вопросы о национальной принадлежности жители бывших черноморских станиц отмечали генетическую связь с запорожским казачеством, а о себе говорили: “мы пэрэвэртни”, поясняя, что и язык, и другие культурные реалии существенно изменились. Примерно такую же реакцию можно наблюдать и в старых линейных станицах. В закубанских станицах, несмотря на выше отмеченные моменты, чаще всего отвечали: “Мы знаем три языка: русский, украинский и кубанский”. И далее поясняли: “Мы ны тэ, ны сэ… Мы кубанцы” [Бондарь Н.И. Кубанское казачество (этносоциологический аспект). В сб.: “Кубанское казачество: история, этнография, фольклор”. Автор-составитель Н.И. Бондарь, Москва, 1995, с. 9-23.].

Должен сказать, что и данные моего опроса исполнителей черноморских песен также свидетельствует о том, что подавляющее большинство черноморцев, несмотря на осознание своих генетических украинских корней, считают, например, своим родным языком кубанский, а не украинский. Во время звукозаписи исполнителям песен мною ставился один и тот же вопрос: кем вы считаете себя по национальной принадлежности – русскими или украинцами? И основное число опрашиваемых утвердительно отвечало: “русьскымы”. Тогда мне приходилось напоминать им об истории и генетических корнях кубанского казачества, после чего исполнители говорили: “Це наши прадиды булы колысь украйинцями та запорожцями, а мы уже давно сталы “кубаньскымы козакамы”.

[sokolsem]

Из опрашиваемых исполнителей песен “украйинцами” называли себя лишь те, которые приехали на Кубань сравнительно недавно, уже в годы советской власти, когда о казаках и казачестве вообще вспоминали крайне редко. Следует добавить, что исполнители черноморских песен, как правило “балакають” по-кубански, многие из них знают и любят стихи Т.Г. Шевченко, но к современному украинскому разговорному и литературному языку относятся довольно сдержанно и часто признаются, что многих его слов не понимают. Более того, некоторые исполнители пожилого возраста говорят, что “тэпэр украйинський язык став ны такый, як раньше був у Т.Г. Шевченко. Тоди вин був “правильный”, а тэпэр його так пырыковэркалы на западный лад, шо вин уже став чужим та ныпонятным”. Интересное суждение. Возможно, оно схватывает главную суть, происходящую в сложных процессах языковых взаимовлияний.

Приведу на эту тему еще одну цитату Н.И. Бондаря из другой его статьи: “Показателен в этом отношении факт, с которым нам часто приходилось сталкиваться в экспедициях. Русские и украинские песни более позднего происхождения, проникавшие на Кубань в начале XX в., в предвоенные и послевоенные годы так и воспринимались – как русские или украинские. А произведения, занесенные в прошлых столетиях первопоселенцами, несмотря на очевидное русское или украинское происхождение, воспринимаются как свои “кубанские”, “казачьи”.

Эти факты подтверждаются и фактом неудачной “украинизации” кубанского казачества, предпринятой в конце 1920-х гг. (перевод делопроизводства, издание периодики на украинском языке и т.п.). Это вызвало стихийный протест коренного населения, что подтверждается и нашими полевыми материалами, и архивными данными. Так, в одном из документов 1927 г. говорится: “Учитывая категорическое требование родителей учащихся Калниболотской украинской школы считать, как исключение, необходимым удовлетворить их просьбу и преподавание в украинской школе перевести на русский язык” (ГАКК, ф. р. – 1594, оп. 1, д. 46, л. 405). В начале 1930-х гг. от этой затеи, не прижившейся среди местного населения, отказались повсеместно” [Бондарь Н.И. Модель традиционной культуры кубанского казачества. – В сб.: “Кубанское казачество: история, этнография, фольклор”, Москва, 1995, с.58.].

Приведу на этот счет и некоторые другие любопытные факты. В 1989-1990 гг. в Центре народной культуры Кубани была осуществлена попытка создания кубанского отделения “Товарыства украйинской мовы имени Т.Г. Шевченко”. На трех-четырех организационных заседаниях присутствовало менее 20 человек. Причем большую часть присутствовавших составили украинцы, приехавшие на Кубань в последние десятилетия, коренные же кубанцы так и не проявили внимание к этому “Товарыству”, которое практически и осталось только на бумаге.

[sokolsem]

Примерно в это же время в Центре народной культуры Кубани была также осуществлена и другая попытка: создать кубанское отделение “Товарищества русских художников”. И снова прошло три-четыре организационных собрания, на которых также присутствовало не более 20 человек. В итоге и эта попытка оказалась безрезультатной. Думается, что факты безуспешного создания кубанских отделений “Товарыства украйинской мовы” и “Товарищества русских художников”, символическим председателем которых пришлось временно побыть именно мне, говорят о том, что кубанские казаки осознают себя не столько русскими или украинцами, сколько именно кубанскими казаками. И, вероятно, именно эта причина способствовала столь неожиданно быстрому и действительно массовому возрождению кубанского казачества в 1990 году, созданию Всекубанской казачьей Рады и Всекубанского казачьего войска, в состав которого вошли десятки тысяч казаков не только станиц и районов Краснодарского края, но и казаки некоторых районов Ставропольского края и Республики Адыгея, бывшей исторической территории кубанского казачества. И не этот ли факт является главным доказательством того, что кубанское казачество за многие годы его геноцида не утратило своего этнического самосознания? И не потому ли казачество Кубани столь безразлично отнеслось к попытке организации, казалось бы, столь актуальным, отделениям украинского и русского товариществ, что считает себя, прежде всего, единым и неделимым кубанским казачеством и уже только лишь потом – русскими или украинцами?

www.geocities.com/TEREK_KAZ/pesni/peskub.htm

[sokolsem]

Начало кубанскому казачьему войску было положено блестящими победами русского оружия в русско-турецких войнах 1768-1774, 1787-1794 годов.
Кроме того, важной вехой стало присоединение Крыма к России, состоявшееся в 1783 году.
Русско-турецкие войны XVIII в. привели к включению в состав России обширных и почти незаселенных районов Северного Причерноморья. Назвав эти области Новороссией, правительство приступило к созданию там казачьих войск. Существовавшие на западе этих земель украинские казачьи формирования были упразднены (в 1775 году была ликвидирована Запорожская сечь – F.), но на их базе с включением новопоселенцев создавались новые Екатеринославское (1787 г.), Черноморское (1787 г.) и Бугское (1803 г.) казачьи войска.
С 1792 г. Северо-Западный Кавказ становится местом интенсивного формирования одной из самых крупных и самобытных групп казачества - кубанской. К 1850 г. сюда было переселено 25 тыс. черноморских казаков (из них 5,5 тыс. бывших запорожцев) и 3,5 тыс, екатеринославских, 1 тыс. семей донских казаков и 98 тыс. новороссийских крестьян (в основном украинцев). В 1860 г. Черноморское казачье войско было переименовано в Кубанское и в 1862 г. пополнено 11,5 тыс. казачьих (донских и азовских), крестьянских и солдатских семей (Хорошихин. С. 33,50).
Русские. М., 1999. С. 119
Национальный состав Кубанского казачьего войска был довольно пестрым. Как отмечал Фролов, «отправной точкой для настоящего исследования стали слова «дида кубанской истории» Ф.А. Щербины, характеризующие черноморское казачье войско, как «собранное из разных мест, разрозненное и, отчасти разноплеменное…» . Он писал о том, что в число черноморских казаков вошли малороссы, поляки, молдаване, великороссы, литовцы, татары, греки, немцы, евреи, турки и др. Многонациональный состав Черноморского войска отмечал и В.А. Голобуцкий, указывая на случаи поступления в казаки еще и болгар, сербов, албанцев». Однако, признавая полиэтничный состав войска, Ф.А. Щербина, утверждавл, что представители других национальностей просто «тонули» в массе чисто малорусского населения. На каждый десяток приведенных выше документов приходятся просто сотни других с такой почти стандартной формулировкой – «… он породы малороссийской. Звания казачьего».
http://www.cossackdom.com/articles/f/frolov_natschek...

[sokolsem]

Пока хватит, пускай наши дорогие казаки просвещаются, переваривают новую для себя информацию.

[Евфимий]

В разные времена и разных кругах публики представления о казаках существенно отличались. Среди русского дворянства была принята версия, что они произошли от беглых крепостных и старообрядцев, скрывавшихся от властей на окраинах государства. Романтически настроенная интеллигенция воспевала казаков как бунтарскую “вольницу”. А потом они превратились в “нагаечников” и “псов самодержавия”. Противники нашей страны в войнах XIX – начала ХХ вв. нередко всех русских отождествляли с казаками. В ХХ в. делались попытки исследовать их происхождение по особенностям лексикона, обычаям – например, казачество сводили к роду войск, легкой коннице, откуда делался вывод, что оно берет начало от татар. Появились и теории “отдельной казачьей нации”. А Оксфордская энциклопедия дает определение: “Этносословные группы в составе рус. и нек-рых др. народов России; потомки людей, бежавших из Польши и Московии из-за религ. преследований, а также крестьян, уклонявшихся от феод. податей и повинностей”. Само же слово “казаки” признается тюркским и переводится как “авантюристы” или “повстанцы”.

Начнем с того, что в тюркских языках оно не имеет близких корней и родственных слов. То есть, пришло в эти языки извне. И нетрудно проследить, откуда – из древнеиранских языков, на которых говорили скифы и сарматы. Из тех же языков к нам пришли названия “казачьих” рек – Дон, Днепр, Днестр, Дунай (“дан” – река). А слово “казак” легко читается. Корень “аз” означал “вольный, свободный”, а суффикс “-ак” применялся при образовании существительного от прилагательных и глаголов. Таким образом “казак” – “вольный человек”. Впервые этот этноним зафиксирован в I в. и отмечается на Кубани и в Приазовье до XIII в. О “косахах”, “касаках”, “касогах” писали Страбон, аль-Масуди, Константин Багрянородный, Гудад-ал-Алэм, русские летописи.

После татаро-монгольского завоевания жители Приазовья подняли восстание, жестоко усмиренное Батыем, и “страна Касакия” из всех источников исчезает, на ее месте обосновалась Ногайская орда. Но в это же время исчезает название русскоязычного населения Дона – “бродники”, позже сменяясь на “казаки”. Очевидно, разгромленные племена касогов распались, одни отступили в горы, а другие укрылись в азовских болотах, плавнях и зарослях Дона, смешались с местными жителями и передали им свое имя. Хотя напрямую производить казаков от древних касогов нельзя, они стали лишь одним из компонентов, из которых формировалось казачество. Известно, что население Дона говорило по-русски, исповедовало Православие – с 1261 г. его окормляла Сарско-Подонская епархия. В 1380 г. казаки на стороне Дмитрия Донского участвовали в Куликовской битве. Но в 1395 г. по Дону прокатилась армия Тамерлана, после чего, по словам современника, здесь остались лишь “развалины многих городков”.

[Евфимий]

Часть уцелевших казаков ушла на Днепр, часть во владения рязанских, северских князей. Пристраивались на службе в Крымском ханстве, в Азове и других генуэзских колониях. В связи с распадом Золотой Орды и междоусобицами степь превратилась в “дикое поле”, и заново заселение Дона началось с конца XV в. – от Азова, откуда казаков выгнали турки, и с Руси. Подчеркнем, к беглым крепостным и старообрядцам казаки никакого отношения не имели: ведь крепостного права в России еще не существовало, а церковный раскол случился 200 лет спустя.

Однако новую общность составили не только потомки прежних казаков. Она пополнялась жителями приграничья, беглецами из татарского плена, другими удальцами. Стоит учесть, что в это же время, в XV – XVI вв, шло формирование Российского государства и великорусского народа, объединившего московитян, новгородцев, рязанцев и пр. А процесс этногенеза не только благотворный, но и болезненный. Самые энергичные, активные люди могут противиться “унификации” и погибают. Так было в Западной Европе, Арабском мире, других странах. Но в условиях России нашлась “готовая” структура, нуждавшаяся именно в таких людях – осколки древнего казачества. И оно для подобных людей подходило. Старая форма приняла новое наполнение. То есть, образование великорусского этноса и казачества стало “двуединым” процессом. Случай в мировой истории уникальный, поэтому и не удается втиснуть казаков в стандартные классификации.

Жили они в экстремальных условиях, в постоянной опасности. Отсюда вырабатывались традиции самоорганизации, братства, дисциплины, высочайшего воинского мастерства, которому учились с детства. Русские цари начали привлекать казаков на службу с XVI в., хотя они при этом сохраняли свои вольности, самоуправление, обычное право (до XVIII, а на Тереке до XIX в). Часто казаки действовали не по государевым и воеводским указам, а по собственному разумению (даже вступая из-за этого в конфликты с правительством). А утверждалось такое поведение осознанием самих себя “воинами Христовыми”, защитниками “народа православного” от “басурман”. Это было духовной доминантой, помогало стойко переносить жертвы и лишения, объясняло образ жизни. Считали ли казаки себя русскими? Да, считали, в чем нетрудно убедиться, например, из самого древнего дошедшего до нас памятника казачьей литературы, “Повести об Азовском сидении”, созданной есаулом Порошиным. Причем надо иметь в виду – в ту пору главным индикатором национальности было не происхождение, а вера. Немец, татарин, вогул, принявшие православное крещение, становились полноправными “русскими”. И православные украинцы с белорусами в составе Речи Посполитой именовались “русскими”.

[Евфимий]

Но отождествление казаков с легкой конницей является ошибкой. Изначально они были пехотой, точнее, десантниками. В лобовой схватке с массами татарской кавалерии они не имели шансов на успех, да и уйти от погони в степи было трудно. А городки казаков строились по рекам, в труднопроходимых для конницы местах и зарослях, на островах. И воевали они в основном на лодках. Налететь, стремительно высадиться, захватить добычу, отбить полон, а пока неприятель опомнится – уже отчалить и поминай как звали. Казачья конница стала усиливаться и выигрывать борьбу за степи лишь во второй половине XVII в. Но и в более поздние времена далеко не все казаки сражались в седле. Так, в XIX в. в Черноморском Войске половина полков была пешими. Азовское Войско было морским. Морские команды имелись в Уральском, Астраханском, Уссурийском Войсках. Сибирских казаков начали обучать конному строю только после русско-японской войны. Была казачья артиллерия, пластунские части.

Нередко людей сбивает с толку и терминологическая путаница. Дело в том, что к XVII в. слово “казак” на Руси приобрело несколько значений. Были “природные” казаки – донские, терские, яицкие и пр. Но они часто подрабатывали воинской службой, и термин “казак” распространился на любых вольных людей, нанимающихся в царское войско или гарнизоны городов. Это были “служилые” или “городовые казаки”, что по сути являлось синонимом слова “солдат” (которого в русском языке еще не существовало). Третья категория – “кормовые казаки”. Так называли матросов на речных судах. Наконец, и всякая вооруженная вольница, то бишь разбойники, величали себя “казаками”. Это были “воровские казаки”, и указ царя Михаила Федоровича требовал “впредь тех воров казаками не нызывать, дабы прямым казакам, что служат, бесчестья не было“.

На Украине тот же термин имел несколько иные значения. Тут были реестровые казаки, примерно соответствовавшие служилым. Были запорожцы, принимавшие в свою среду всех желающих – достаточно было ответить “да” на вопросы, верует ли человек в Бога и готов ли биться за веру православную. Такие добровольцы гибли во множестве, а настоящие казаки из них получались в результате “естественного отбора”. Но и вольные крестьяне стремились причислить себя к казакам, потому что по польским законам землепашец не-казак признавался “хлопом”, попадавшим в полную власть пана. Именно поэтому во время восстания Хмельницкого все украинцы скопом объявляли себя “казаками”.

И те или иные Казачьи Войска России складывались из различных категорий людей. В Сибири костяк формировался из служилых казаков. Их вербовали там, где природные условия были сходны с сибирскими, из вольных крестьян и охотников Поморья, Устюга, Перми, Вятки. Например, до нас дошел указ Михаила Федоровича воеводе Великого Устюга в 1630 г. – набрать для Енисейска 500 “охочих мужиков в казачью службу”. Заметную добавку в Сибирское и Забайкальское Войска составили украинские казаки. Во второй половине XVII в. сюда ссылали участников гетманских мятежей, но не в тюрьму или на каторгу, а тоже определяли на службу, и они прекрасно проявили себя в охране границ от степняков.

А, допустим, Кубанское Войско составилось в XIX в. из нескольких частей. В него вошли Черноморское Войско (переселенные на Кубань запорожцы), 6 бригад Кавказского Линейного Войска (переселенные донцы и казаки Екатеринославского Войска) и Азовское Войско (запорожцы, вернувшиеся из эмиграции, и потомки черниговских казаков).